Из Хилка в Швейцарию. Через Монголию. И не только из Хилка. И не только в Швейцарию.

На фот: Чимидцыренэй Гуродоржи. Родина его предков – Россия, побережья озёр и рек Хилокского, Улётовского и Кыринского районов Забайкальского края. Май 2023 года.

История эта началась с берегов забайкальского озера Арей более ста лет тому назад и длится до сего дня.

Осев и пустив корни во Внешней Монголии, окрепнув и разветвившись, роды монголов России распространяются в Европе, Америке и других континентах. Такая живая панорама предстает мне с высоты времени, на которую поднял меня 88-летний Чимидцыренэй Гуродоржи — некогда слушатель рассказов своих предков, перекочевавших из России в Монголию в конце 1920-х и начале 1930-х годов.

Чем старше человек, тем выше исторический обзор.

Высота эта недоступна монголам, не знающим и не представляющим своей истории. Уловить и вознестись с историческими воздушными потоками, дающими возможность обозревать процессы миграции своих предков, позволяют сохранившиеся источники и очевидцы. С этой высоты становится понятной суть словосочетания, что народ — это воображаемое сообщество с размытыми границами, выход за которые означает полное исчезновение и растворение в других ареалах. А потому монголы стремятся во внутрь своих территорий и, даже будучи вдалеке от них, никогда не теряют связи с ними.

Изуродованность сознания монголов России, инфицированных чуждым шаблоном мышления, такова, что им все время надо объяснять многие исторические и географические понятия монгольского мира. Какой ареал сегодня относится к древнему Баргуджин-Тукуму? Историческое чутье подсказывает, что это территория вокруг Байкала, куда входят Бурятия, центральные и южные районы Иркутской области, присаянские части Красноярского края и, конечно, Забайкальский край. Это же чутье говорит, что Ара-Халха, как и Халха, — более позднее понятие, территория которой начинается за рекой Онон, то есть Ара-Халха — это Забайкалье. Как раньше обозначались байкальский регион, Тува, Алтай? Все названные территории — ареал монгольского мира, где всегда происходили и происходят миграционные процессы монгольских народов. Каковы же результаты?

Мы встретились с Гуродоржи-гуай в его квартире на четвертом этаже дома, что рядом с одним из торговых центров Улан-Батора. Наш разговор — набор исторической высоты, где воздушные потоки уносят собеседников в разные времена и пространства. Говорим на халха-монгольском и бурят-монгольском языках, но писать, как и большинство бурят, я могу только на русском.

— Откуда Ваши мать и отец?

— Моя мать с берегов озера Арей, что в Читинской области. Вы знаете эти места и озеро? Там еще есть речка Арей, местность — Улан-Хужир. Вот там и жили мои предки со стороны матери. Семейство Өмөөнтөн.

Предки отца были из Бады, местность Тырыпхен. Дедушка мой там жил. Звали его Дондок, а ласкательное, домашнее имя — Пурню. Многие буряты приговаривали это слово, нежа своих детей. Прозвище укрепилось за дедом, а потом земляки все семейство называли — Пурнютан, то есть семейство Пурню. Сейчас, может быть, уже не звучат такие имена и названия.

Бабушку мою звали Гарма, Дадайн Гарма или Өмөөн Гарма. Кстати, Өмөөн — тоже ласкательное имя, так они стали Өмөөнтөн.

Утвердительно киваю. Людей не знаю, но места мне известны. Берега озера Арей, реки Хилок, Улетовский, Читинский, Хилокский, Петровск-Забайкальский районы. В Забайкалье бурят с этих районов называют хеолгын буряадууд, то есть хилокские буряты.

Сегодня даже трудно представить, что некогда на вышеназванных землях жили и размножали скот многие бурятские семьи. Позже часть их перекочевала в Монголию и Баргу, то есть в Маньчжурию. Как они кочевали? Ведь большая часть этих территорий, до самой границы, — горы и тайга.

— Сначала семья матери, Өмөөнтөн, перекочевала к берегам рек Кыра, Агуца, — продолжает вспоминать рассказы своих предков Гуродоржи-гуай, а перед моим мысленным взором встают горы и хребты современного Улетовского и Кыринского районов. Сохондо! Перекочевка с берегов озера Арей до реки Бальджа должна проходить по горным и таежным местам, расстояние — не менее 150 километров. Реки Бальджа, Кыра, Агуца — левые притоки Онона. Можно сказать, что это уже территория Монголии. Совсем недалеко от этих мест современный Дадал сомон.

— Родители мои пришли в Монголию разными, но близкими дорогами. Семья отца, то есть семейство Пурнютан, кочевало примерно в том же направлении, что и семейство матери — Өмөөнтөн. Если Пурнютан обживались у горы Баян-хан, что возле реки Бальджа, то Өмөөнтөн — у берегов реки Агуца…

Покидали родные места предки Гуродоржи-гуая, вероятно, еще до революции, далее — в 1920-х и 1930-х годах, когда семейства грабили и разоряли гражданская война, потом коллективизация, то есть они — эмигранты всех трех периодов.

Как могли перемещаться российские монголы, то есть хори, хамниганы и другие народности, по этим живописным и трудным для прохождения местам? Конечно, до революции кочевали свободно и на свое усмотрение. В таежных местах и сегодня трудно уследить перемещения людей. Вероятно, в гражданскую и коллективизацию многие из бурят бросали свои хозяйства, нажитое добро, некоторые старались перегнать какую-то часть скота. Перекочевка по таежным и горным местам намного труднее, чем по степи.

На фото: Детский хор в одной из филармоний Улан-Батора. Май 2023 года.

В разные годы переместились на земли современных сомонов Батширэт, Биндэр, Дадал от 700 до 1000 хилокских (хеолгын) бурят. Их ловили и сажали в тюрьмы как на российской, так и на монгольской стороне.

Вообще, движение монголов России происходило от мест их проживания почти строго на юг. Восточные оказались на востоке Монголии, западные — в центре и на западе страны. Хилокские буряты через горы и тайгу Ара-Халхи вышли к Хэнтэю Монголии и обосновались там у берегов Онона и других рек. Но гонения бурят продолжались и в Монголии.

— Арестовывали и сажали в тюрьмы всех мужчин. Мой отец тоже исчез в годы репрессий, — углубляется в прошедшие годы и прежние места проживания Гуродоржи-гуай.

— Как звали Вашего отца?

— Чимидцырен, 1893 года рождения, младший сын Пурню. Вообще, у моего дедушки было 11 детей — пять дочерей, шесть сыновей. Все они перекочевали в Монголию. В конце 1930-х и начале 1940-х годов мы жили в Дадале. Там соседствовали Баян и Дадал сомоны, позже они объединились. Сегодня никого из моих братьев и сестер нет в живых, один я остался…

— А как звали Вашу мать?

— Янжима, Гармын Янжима, еще точнее — Өмөөн Гармын Янжима. Она с 1893 года рождения. Родители были ровесниками. Насколько мне известно, в 1913 году моя мать работала у зажиточного хозяина Бавайн Гарма, жившего на берегу реки Агуца, что возле самой Монголии. Он сеял зерно, разводил животных, менял, торговал. Богатый был человек. Мы — хори-буряты, вокруг жили хамниганы, которых звали лесными людьми. Они такие же монголы, хорошие животноводы и охотники, служили казаками и охраняли границу. Многие из них тоже эмигрировали и обосновались в Монголии и Китае.

Еще до революции Бавайн Гарма перекочевал в Монголию, с ним же переселилось и семейство моей матери. Как я уже говорил, мои родители поженились уже здесь. В далеком детстве я сидел на коленях своей бабушки и слушал рассказы и воспоминания бурятских стариков и старух. Они были самые разные. Часто пели песни и говорили о далекой прародине — Бада-Его и Наян-Нава, походах, перекочевках, традициях, обычаях.

Рассказывал и мой дедушка по отцу, он был сыном ученого ламы, его жена, то есть моя бабушка, тоже была дочерью образованного ламы. Я уже говорил, что они родили пятерых дочерей и шестерых сыновей. Конечно, они хорошо знали нашу историю, предания. Дедушка мой перекочевал в Монголию еще до революции.

На фото: Одна из улиц в посёлке Баян-Овоо, административном центре Дадал сомона. Октябрь 2023 года.

Кстати, мой дедушка после 40 лет пожелал стать ламой, для чего приезжал в один из дацанов Монголии, но ему напомнили о возрасте, тогда он отправился в монастырь Эрдэни-Дзу, что в Хархорине (Каракорум), поселился у одного ламы, выучился и стал ламой жоодчи, выполняющим особые ритуалы…

Еще до перекочевки в Монголию мой отец вместе со своим братом Будажабом учился в начальной школе Петровского Завода. Оставив школу, они вернулись в Баду. Позже вспоминали о грамотном старике Мөнгөне, его сын Барадий Мунгонов стал известный писателем. Старик Мөнгөн в свое время был директором школы. Отец с братом некоторое время учились в той школе. Потом — революция, смута, гражданская, коллективизация, братья были вынуждены покинуть родные места…

Я родился в 1935 году, до 12 лет жил с родителями в Дадал сомоне, в 1948 году приехал в Улан-Батор, поступил в техникум связи. История Улан-Батора, аймаков и сомонов Монголии с этого времени мне известна довольно хорошо. Учился с 1949 по 1953 год, потом всю жизнь работал в связи. Много километров прошел пешком по стране, измеряя расстояния, составляя проекты, соединяя населенные пункты связью. От восточных до гобийских аймаков. Хорошо знал Лэгдэнгийн Дамдинжава, Максарай Чимидоржи. В те годы работали серьезные профессионалы — буряты, халхи, часто приезжали русские бригады. Мы создавали связь Монголии.

Кстати, моя прапрабабушка по матери из западных сартулов. История такая: в царской России сартулов призывали в армию, а хори-бурят не призывали. Понимая, что ее единственного сына могут мобилизовать, она переселилась с ним к хори-бурятам под Читу, в местность Танха, где и прижилась поначалу. Сына звали Цыден, потом он женился, у него появился сын Цыдып, у Цыдыпа было семеро детей, одна из его дочерей — моя бабушка. Вспоминаются ее рассказы о Гражданской войне, реке Агуца, в них часто упоминалось имя богатого человека по имени Соломон, которого наши звали Цолмон. Еврей, золотопромышленник. Большинство наших таежных рек — золотоносные. Цолмона схватили красные, увезли в Читу и расстреляли.

Мне было 4-5 лет, хорошо помню, как я сидел у ног бабушки и слушал ее разговоры и воспоминания с пожилыми бурятками. Они были 1860-1870-х годов рождения и, конечно, рассказывали об очень интересных явлениях, которые исчезли вместе с ними во мгле времени. Жаль, никто не записал…

Часто я рассматриваю старые карты, накладываю их друг на друга, и тогда возникают самые разные пласты времени и жизни, связь которых друг с другом жестокосердные правители народов пытаются разорвать, ибо они и сами не ведают о них. И, слушая рассказ Гуродоржи-гуая, я довольно живописно представляю времена его детства, рассказы пожилых буряток, родившихся еще во второй половине XIX века. Ара-Халха и Халха оживают в моей памяти зримо и красочно так, как будто вижу цветной документальный фильм прекрасного качества. Все мы — продолжение своих предков.

Гуродоржи-гуай продолжает…

— Они рассказывали о Наян-Наве, где под копытами лошадей лопался виноград. Наши предки передавали историю из уст в уста. И вот моя бабушка и ее подруги вспоминают оставшийся в памяти народа случай о том, как через много лет, уже из Ара-Халхи, несколько мужчин-бурят отправились на конях в далекий путь почтить предков и Наян-Наву, а когда прибыли на место, то коням стало трудно передвигаться из-за обилия винограда. Для меня их рассказы звучали волшебной сказкой, но, став взрослым, изучая разную литературу, я все более убеждался, что сказки детства, возможно, и быль.

— Связаны ли Вы на сегодня с Россией?

— Даже трудно сказать, сохранились ли связи. До последнего времени там жили два моих племянника. Шаравдоржи, Нурвасамбу. Должны быть их дети. Конечно, раньше было много родственников. Некоторые из них приезжали. А теперь все реже и реже… В памяти имена молодых — Наташа, Надя… Я уже старый человек, живу с внучкой.

— Ваша супруга?

— Она умерла в 1991 году. Звали ее Янжима. Родом из Петровск-Заводского района, тоже потомок эмигрантов из России.

Старик называет названия мест и сел, которые не знающий человек не сопоставит с названиями современных населенных пунктов Петровск-Забайкальского района, но в моей памяти возникают — Зугмара, Малета, Усть-Обор. Собеседник, между тем, продолжает…

— Давным-давно я был в тех местах вместе со своим сыном. Крепкие русские села, видно, что люди живут зажиточно, держат скот. Останавливался в Усть-Оборе, женщина пригласила в избу, напоила чаем. Но это уже не наша жизнь… Мы заспешили и быстро вернулись в Монголию.

Жена моя была младше меня на десять с лишним лет, 1946 года рождения. У нас с ней трое детей. Сын и две дочери. Одна дочь живет в Германии, другая — в Швейцарии, сын — в Монголии. Дочери и их дети давно уже граждане стран, где они живут, а сын и его дети — граждане Монголии.

— В общей сложности сколько семей?

— На сегодня у моих детей семь семей. Пять семей — в Германии, одна — в Швейцарии, одна — в Монголии. До недавнего времени я зимовал в Европе, у дочерей, на лето приезжал в Монголию. Но в этом году упал и повредил бедро, передвигаться стало трудно, лечусь. Станет лучше — снова поеду в Германию или Швейцарию. Живя в Европе, я заметил, что болезни всех людей одинаковы, независимо от условий. Если не беречь суставы, то с годами они напомнят об этом. И монголу, и немцу. Внуки и внучки? Они учатся и обживаются в Европе, говорят на разных языках. Но всегда помнят, что они — монголы. Человек всегда должен оставаться тем, кем он родился, где бы он ни жил…

* * *

Полет окончен. Неспешно иду по ночному Улан-Батору, сижу в кафе и беседую на русском языке с молодыми бурятами из России. В памяти моей звучит голос Гуродоржи-гуая, вместе с ним возникают из мглы времен тысячи образов. Все они могли исчезнуть со своими потомками, но они ушли из чужого мира в свой и сохранились, окрепли, родили и вырастили потомков, которые свободно говорят на многих языках и живут на разных континентах. Они останутся монголами и не исчезнут между жерновами империй.

Таких пожилых людей, как Гуродоржи-гуай, очень много в современной Монголии. Потомки трех волн эмиграции бурят. Их родители мучались в лагерях, тюрьмах, расстреляны в годы репрессий, но они выжили, выучились, развились и сохранили себя, ибо жили в своем мире. Плохом или хорошем, но — своем.

Они, может быть, слабо представляют современную географию, историю и другие гуманитарные науки, но неразрывно связаны со своим миром, а потому свободны и счастливы, живя сегодня в Германии, Швейцарии, Америке, Франции — везде, где живут, учатся и развиваются их потомки. Никому из них, как и большинству населения планеты, не знакомому с империй, не надо идентифицировать себя и мучаться вопросами самосознания, ибо они знают — где их мир, кто они и зачем они.

За день до беседы я был в филармонии Улан-Батора. Детский хор исполнял песни на трех языках.

Виктор БАЛДОРЖИЕВ

Фото автора